Беовые машины десанта БМД-1, БМД-2, БМД-3
СССР

Это было на учениях “Запад-81”... Строй тяжелых воздушных машин, казалось, завис в небе, и там один за другим стали вспыхивать белые бутоны парашютов. Среди “одиночек” плыли и целые “соцветия” — огромные многокупольные парашютно-реактивные системы, снабженные твердотопливными реактивными двигателями. На мгновение вспыхивает пламя — буквально за доли секунды противотяга гасит скорость, и вот уже платформы с боевой техникой одна за другой с “нулевой” скоростью касаются земли и автоматически освобождаются от подвесных строп. Десантники, ладные парни в голубых беретах, споро выполняют расшвартовку, ловко ныряют в люки. Команда “Заводи!” — и рванулись вперед юркие боевые машины. Здесь, где всего несколько минут назад был глубокий тыл “противника”, сейчас настоящий фронт — бушующий огневой вал накатывается на “важный Объект”. Скорость, маневр, огонь — бой ведет “крылатая” пехота. А впрочем, какая это пехота, если ока — внутри боевых машин! Во все времена после появления огнестрельного оружия воин не был защищен от смертоносного металла. Особенно в атаке или во встречном бою, когда идет схватка “грудь в грудь”. В любую секунду его могли поразить пуля или осколок. А сейчас десантники, образно говоря, “одеты” в броню — надежно прикрыты броней специальной машины, которая получила простое и точное наименование — “боевая машина, десантная”, иначе БМД-1. 

По внешнему виду — типичный представитель бронетанковой техники. Но это не танк, не гусеничный транспортер, не броневик и не самоходное орудие. БМД-1 “сама по себе”. Совокупность высоких боевых свойств делает машину уникальной. При ее проектировании четко выражен принцип “десантникам — десантную машину”. Обратимся к авторитетному мнению военных специалистов. Они считают, что когда БМД-1 встала в боевой строй, это существенно повысило мобильность, вооруженность и защищенность парашютно-десантных подразделений, действующих в бою, в том числе и в условиях применения ядерного оружия. Итак, вооружение, маневр, защита — вот три корневых боевых качества, которые в комплексе характеризуют боевую машину. С этих позиций и будем оценивать БМД-1. 

Начнем с вооружения. Ведь машина создана не для парада, а для боя в глубоком тылу противника, и поэтому уровень огневой мощи БМД-1 очень высок. Судите сами, на борту машины размещены: орудие, комплекс ПТУРС, четыре пулемета (причем три танковых), ручной противотанковый гранатомет, пять автоматов, двадцать гранат Ф-1. И это — при массе всего в 6,7 т. Кто же управляет этим комплексом огневых средств и в целом — машиной! Первым из экипажа назовем, конечно, командира. Вторым — заместителя командира, он наводчик-оператор. Остальные члены экипажа: механик-водитель, старший стрелок, пулеметчик, гранатометчик, помощник гранатометчика. Всего семь человек. Теперь об орудии. Око гладкоствольное, полуавтоматическое, калибр — 73 мм, дальность прямого выстрела — до 765 м, наибольшая предельная дальность — 1300 м, скорострельность высокая — до 6—7 выстрелов в минуту, фактически через каждые 9—10 с, может быть произведен прицельный выстрел. А объяснение тому простое: заряжание хотя и ручное, но сочетается с механизированной боеукладкой конвейерного типа. На “бесконечной” ленте установлены гнезда для артиллерийских выстрелов. Их сорок — это и есть боекомплект орудия. При включении привода конвейер подает снаряды непосредственно к рабочему месту наводчика-оператора. Бери и заряжай. Обратите внимание, над орудием — малогабаритная оперенная ракета. Это комплекс ПТУРС — противотанковый управляемый реактивный снаряд (ракета), про который недаром говорят, что мал золотник, да дорог. А весь комплекс состоит из пускового кронштейна и направляющей со снарядом. Кронштейн установлен на подвижной бронировке и лафете орудия. А ракеты заранее скомплектованы с направляющими и находятся в боеукладках. Заряжать просто и удобно. 

Наводчик-оператор может поражать цели на дапьностях от 500 до 3000 м. Он сам принимает решение и выбирает цель. Ею может быть танк, бронетранспортер. самоходное орудие, установка ПТУРС, орудие, пулемет или, наконец, пехота противника. Словом, что ближе и опаснее в данный момент. Здесь действует одно правило: “Вижу — стреляю!” О пулеметах разговор особый. С орудием спарен один пулемет ПКТ калибра 7,62 мм. Наибольшая прицельная дальность у него — 1800 м, боевая скорострельность — 250 выстрелов в минуту, питание патронами — ленточное. Конструкторы применили здесь интересное техническое решение, уложили пулеметные ленты так, что стрельбу из пулемета стало возможно вести непрерывно, без перезаряжания, до полного израсходования всего боекомплекта в 2000 патронов. Еще два пулемета ПКТ — курсовые. Из них ведут стрельбу по живой силе, открытым огневым точкам и легкобронированным целям. Калибр их тоже 7,62 мм. Правда, у курсовых пулеметов наибольшая прицельная дальность равна 800—1000 м, а число патронов в ленте — 250. Огневая мощь машины может быть дополнительно увеличена, за счет чего! Стрельбой экипажа из .автоматов АКМС и ручного пулемета РПКС непосредственно из машины. Специально для этого оборудованы три амбразуры с шаровыми установками и смотровыми приборами: по одной на бортах, а третья — в крышке кормового люка. Бортовые установки могут закрываться вручную броневыми заслонками, а кормовая — пробкой. При необходимости можно привести в действие и ручной противотанковый гранатомет. Теперь — немного воображения, и можно представить се5е могучий шквал огня, который обрушивает на ошеломленного противника БМД-1. И заметьте, десантники применяют оружие, не выходя из машины, с ходу или с коротких остановок. Кроме того, башня машины вращается вкруговую, и наводчик-оператор может вести стрельбу в любом направлении. Несложные расчеты показывают, что в одну минуту на данном участке БМД-1 выпускает прицельно до семи снарядов и более 1300 пуль! Мчится машина па полю боя, гремят орудийные выстрелы, в сплошной гул сливаются пулеметные и автоматные очереди. Вооружение и экипаж размерены столь рационально, что это повышает эффективность всего боя: вокруг десантной машины создается зона сплошного огня. Это же, в сущности, настоящий “огневой еж” — попробуй возьми такого. Верно говорят командиры: маневр — душа атаки. Но атака предполагает стремительнее рывки, резкие выпады в сторону, охваты, обходы. И притом местность — не ровная лента шоссе, а, как иногда говорят, “черт ногу сломает”. Бой в степи или пустыне — одна обстановка, бой в лесу или населенном пункте — совсем другая. И если десантная машина имеет первоклассное вооружение, но тихоходна и малоподвижна, то пользы от нее будет мало. 

Что же можно сказать о БМД-1? Маневренность — понятие комплексное. Применительно к десантной машине надо рассматривать все три компонента —• проходимость, подвижность и поворотливость. Начнем с проходимости. Длина опорной поверхности гусениц машины 2,8 м, и удельное давление на грунт всего 0,5 кгс/см2, что сопоставимо с подобным показателем взрослого человека. Вывод — где солдат пройдет, там пройдет я десантная боевая машина. Во всяком случае, она успешно преодолевает заболоченные и заснеженные участки. К тому же и клиренс у нее сделан регулируемым. Механик-водитель, со выходя из отделения управления, может изменить клиренс от 110 до 450 мм. Для этого достаточно переключатель перевести в положение "Подъем" или "Опускание". Таким жа путем можно изменить степень натяжения гусениц. В определенных условиях это улучшает амортизацию БМД-1 и ее проходимость. Что касается подвижности машины, то она характеризуется очень хорошими показателями. И в этом нет ничего удивительного. Гусеницы легкие, мелкозвенные, траки соединены резино-металлическими шарнирами. Поэтому БМД-1 способна двигаться по сухой грунтовой дороге со споростью до 35 им/ч, а по шоссе мчаться с почти "автомобильной" скоростью — до 61 км/ч! Одной из важнейших характеристик таких машин является запас хода по топливу. Другими словами, каков “километраж” БМД-1 от заправки до заправки! Он внушительный — до 500 км! А это, если хотите, уже новое качество в действиях десантников. Как было раньше? Только пешком. Если за сутки прошли 80 км, это уже здорово. А сейчас можно сделать бросок на полтысячи километров — и все это в глубоком тылу противника. Боевая машина легко преодолевает различные препятствия, может двигаться даже а условиях бездорожья. А водные преграды! В годы Великой Отечественной войны реки форсировали подчас на подручных средствах, то есть в буквальном смысле на том, что попадается под руку — бревно, доска, охапка соломы. БМД-1 берет водные преграды с ходу, так что современные десантники даже ноги не замочат. В этом отношении советские конструкторы сделали, видимо, максимум возможного на сегодняшний день. Десантная машина способна двигаться на плаву со скоростью до 10 км/ч. 

При этом запас хода по топливу (на плаву) составляет от 96 до 116 км! Даже реку километровой ширины БМД-1 преодолевает всего за шесть минут. Такие качества боевой техники меняют все привычные представления о действиях парашютно-десантных подразделений. Откуда же такие возможности! Дело в том, что конструкторы применили в БМД-1 водометные движители, а попросту — водометы. Осевой водяной насос закачивает воду, и она через водопроточные трубы выбрасывается наружу — создается реактивная сила. Таких водометов на машине два — по одному вдоль каждого борта корпуса. Машина отлично приспособлена для действий на пересеченной местности, в лесу, населенных пунктах. Ока “верткая”, как говорят специалисты. Может развернуться буквально на “пятачке”. Это нормально, так как радиус поворота равен ширине солеи машины — 2380 мм. Такие качества весьма ценны в бою, когда надо сделать рывок в сторону, резко сманеврировать, броском выйти из-под обстрела. Но и этим не исчерпываются достоинства БМД-1. Ока, например, отлично “видит” и “слышит”. “Глаза” — это совершенные приборы наблюдения и прицеливания. Причем не имеет никакого значения, в каких условия.; ведется стрельба — днем или ночью. Поражение противника гарантировано, так как поиск целей и прицеливание, например, из орудия и спаренного пулемета производится с помощью перископического комбинированного прицела. Он, как говорят, “дневной — ночной”. Д под “ушами” имеется в виду средство связи — радиостанция Р-123. Она компактна, надежна, хорошо противостоит вибрациям и тряске. И “услышать” она может далеко — в микротелефонном режиме до 20 км. И наконец, о защите. Это немаловажный компонент среди других боевых качеств. Конструкторы вынуждены принимать альтернативные технические решения, им приходится выбирать — что защищать и как защищать. При проектировании любой боевой машины, состоящей из сотен агрегатов, узлов и систем, идет борьба за каждый килограмм массы и каждую единицу объема. Исходя из этого, необходимо по достоинству оценить труд наших конструкторов: им удалось в БМД-1 сделать круговое бронирование. Таким образом, надежно защищены жизненно важные узлы, системы и экипаж. Осколки и пули уже не причинят вреда машине, не остановят выполнение поставленной задачи. Однако надо быть готовым и к тому, что противник может применить ядерное оружие. Как же “реагирует” БМД-1 ка его поражающие факторы! В общем-то довольно активно защищается. Важно, что специальная система защиты работает автоматически. 

При ядерном взрыве моментально фиксируется поток гамма-излучения и подается сигнал га исполнительные органы. При этом сразу же обесточиваются основные цепи питания, двигатель выключается, машина замирает на месте. Закрываются жалюзи, заслонки вентиляторов. Выключаются сами вентиляторы. Стопорится башня. Итог: корпус БМД-1 герметизируется и машина готова встретить ударную волну. Она теперь уже не сможет поразить экипаж и оборудование. Как только пройдет фронт ударной волны, механик-водитель включает сепаратор-нагнетатель: экипаж получаст возможность дышать очищенным воздухом и, кроме того, внутри машины создается избыточное давление. Это исключает попадание радиоактивней пыли внутрь БМД-1. Вступает в действие автоматика и в тех случаях, когда местность заражена отравляющими веществами. По команде датчиков моментально герметизируются обитаемые отделения, а силовое остается открытым. И в этом есть большой смысл: двигатель продолжает работать, и машина броском преодолевает зараженный участок местности. Непосредственно в бою, когда экипаж открывает огонь из всех видов оружия, вступает в действие подсистема, вентилирующая обитаемые отделения, подогревающая в холодное время воздух и регулирующая его газовый состав в зоне дыхания экипажа, когда ведется интенсивная стрельба из штатного оружия. В результате в замкнутом пространстве обитаемых отделений создаются комфортные условия для экипажа. Личный состав меньше утомляется и может вести бой длительное время. На машине установлены также автоматическая система противопожарного оборудования, термическая дымовая аппаратура, водооткачивающие средства. Все это заметно повышает живучесть БМД-1 и ее защищенность. Подведя итог, сделаем нсбольшое сравнение. Что брал с собой десантник, когда покидал борт самолета в минувшую войну! Зачастую лишь самое необходимое — автомат, десантный нож, гранаты, саперную лопатку, запас: боеприпасов и продовольствия. Да сейчас парашютным способом десантируются самоходные артиллерийские орудия, реактивные установки, боевые машины и другая техника. Благодаря этому парашютно-десантные подразделения могут успешно вести бой в глубоком тылу противника, действовать дерзко и стремительно, на большую глубину. И не последнее место эдесь занимают БМД-1, обладающее высокими огневыми и эксплуатационными возможностями.

Как мы испытывали БМД-3

Госиспытания боевой машины — процесс длительный и проходит, как правило, на огромной территории, охватывающей все климатические зоны и практически весь спектр дорожно-грунтовых условий — среднюю полосу, тундру, северные районы, горы и пустыню. Летом 1987 года я, сотрудник танкового НИИ, участвовал в испытаниях боевой машины десанта БМД-З в Туркмении. Все три имевшиеся тогда в наличии опытные машины находились на испытательной станции «Ка-ракумская», расположенной в поселке Килята, что в 60 км от Ашхабада по Красноводскому шоссе недалеко от Каракумского канала. 

В то время в Киляте располагались так называемый резервный полк и наша ныне утраченная испытательная станция. Так что по сути это был не поселок, а гарнизон, разместившийся на рукотворном оазисе. В полку — две казармы, в которых томились в ожидании «вакансий» в Афганистане молодые лейтенанты. Кроме того, имелись строевой плац, гарнизонная столовая и несколько вспомогательных построек. В жилой зоне — две небольшие гостиницы и дом для семей офицеров, которые там проходили службу. Наша испытательная станция представляла собой обнесенный высоким бетонным забором парк с необходимым оборудованием — несколько несгораемых боксов для техники, заправочная станция, мойка и небольшая мастерская. Заведовал всем этим хозяйством сотрудник ленинградского ВНИИтрансмаш туркмен по имени Байгельды. Он был одновременно и комендантом, и начальником режима, и механиком. А оберегали наши секреты бравые вохровцы из местных в необъятных шароварах и обязательно в синих форменных фуражках. Они почему-то Байгельды ласково называли «баем» и относились к нему соответственно. Кроме того, внутри парка на привязи содержались просто фантастических размеров сторожевые псы. 

С прибытием специалистов нашего института рабочая группа, в которую также входили представители конструкторского бюро и завода-изготовителя, стала полной и можно было приступать к выполнению программы. Планировалось произвести проверку вооружения и комплекса управления им, электроспецоборудования, ходовой части, условий обитаемости, надежности и эффективности средств связи и многого другого. Для средств связи и ходовой части (за исключением пробега на экспериментальных гусеницах) был предусмотрен постоянный протокольный контроль. На одном из этапов испытаний машине, оборудованной измерительной и регистрирующей аппаратурой, предстояло преодолеть специальную трассу. В нашу группу входил специалист по полевому ремонту, в обязанности которого вменялось определение характера и масштабов поломок и повреждений, выработка рекомендаций по технологии их устранения и хронометрирование процесса ремонта. На какое-то время он оказался самым незагруженным работой, и после каждого нашего возвращения с испытаний брюзжал, что мы ничего не сломали. Любимым его изречением было: «Ремонт — это мелодия», поэтому в шутку мы звали его Маэстро. 

Интересными оказались испытания машины на автономность. Условия их проведения, прямо скажем, садистские. Экипаж и десант занимают свои штатные места, закрывают все люки и катаются в машине строго определенное время, не имея права покинуть ее даже в случае поломки или хотя бы приоткрыть люки. Связь с внешним миром — только по радио. При этом они регулярно докладывают о своем состоянии и ощущениях, температуре тела, не появилась ли сухость во рту и т.д. Командовал этим этапом прибывший с нами доктор (подпольная кличка Истребитель кроликов, ее он получил за свои многочисленные эксперименты с этими пушистыми зверьками). Доктор практически никогда не находился в испытываемом объекте, а состояние экипажа контролировал по радио. Но в этот раз мы его все-таки допекли, и он решил занять в машине место одного из десантников. Выбрали в пустыне на такыре (* Такыр — плоская глинистая поверхность в пустынях, почти лишенные растительности, площадью до нескольких десятков километров. После дождей превращаются в непроходимые глинистые топи) 20-километровый участок, по его концам поставили две машины с радиостанциями. Режим связи — через каждые 15 минут и по потребности. Я находился на дальнем повороте трассы. 45 минут все шло нормально. Но на исходе первого часа движения БМД мне доложили, что у машины лопнула гидрорессора (значит, в десантное отделение вылилось несколько литров горячего масла). К счастью, никто не пострадал и испытания продолжались. Доклады о состоянии экипажа с каждым разом становились все бодрее. Это не могло меня не насторожить. 

После очередного доклада в начале третьего часа движения стало ясно, что долго они не протянут. Уж очень весело сообщалось о готовности не покидать машину хоть неделю. А затем связь оборвалась. После нескольких безуспешных радиозапросов мы отправились на поиски. На месте остановки БМД картина оказалась следующей. В машине было открыто все, что открывалось. Под машиной в скудной тени лежал экипаж и десант. Одного из десантников я спросил, сколько будет дважды два. Он ответил — четыре. А вот на вопрос, сколько будет два прибавить два, ответить затруднился, сказав, что надо подумать. В общем люди выглядели очень плохо. Доктор сидел в одних трусах в кун-ге машины связи и окатывал себя водой из огромного термоса. Когда мы к нему подошли, он сказал: «Я убью того, кто мне не поверит». Мы сказали, что, конечно, поверим, и попросили рассказать, что же произошло. Поначалу все шло нормально. Но со временем на экипаже стали сказываться высокая температура и духота. А под занавес один из членов экипажа, прапорщик, окатил себя водой, в машине резко возросла влажность, что окончательно вывело людей из строя. Больше всех пострадал доктор, который после купания слег с сильнейшей простудой. Когда мы навещали его в гостиничном номере, обвешанном термометрами, психрометрами и массой других приборов, он говорил, что не имеет шансов на выздоровление. В подтверждение этого он демонстрировал нам показания градусника из-под мышки и термометра на стене. И там и там — 38 градусов (отсутствует перепад температур). Пришлось нам искусственно создать этот перепад, неожиданно окатив доктора ведром холодной воды. Крику стояло много, зато человек пошел на поправку. Неожиданная неприятность Наконец настала и моя очередь испытывать машину. Первые несколько этапов были рутинными и, прямо скажем, неромантичными. Снятие термодинамических характеристик, определение эффективности систем охлаждения и воздухоочистки не грозили никакими осложнениями. Однако судьба распорядилась иначе. Одновременно со мной в пустыне ходили еще две машины. На одной испытывали экспериментальную гусеницу с металлическим шарниром, а на другой — широкую снегоболотоходную гусеницу с дополнительными опорными катками. 

По завершении дня испытаний мы все собрались около машины связи и приготовились колонной следовать в базовый лагерь. Перед этим коллеги попросили меня проехать по следу снегоболотоходной машины и собрать утерянные ею дополнительные катки. Естественно, пришлось немного задержаться, а колонна тем временем ушла. Когда же и мы собрались ехать, на машине произошел обрыв правого направляющего колеса, и она практически лишилась хода. Ситуация складывалась интересная. Двигаться мы можем только со скоростью пешехода, связи уже нет, воду всю выпили, до станции 30 километров. Перспектива на практике попробовать себя в шкуре «товарища Сухова» выглядела малопривлекательной. Поэтому я, как мог, успокоил слегка напуганных десантников и принял решение двигаться на машине, надеясь все-таки связаться с базой и вызвать помощь. Так мы и доехали своим ходом, без связи и, естественно, без помощи. Правда, не за 30—40 минут, а более чем за 6 часов. Самым неприятным было то, что в отсутствии воды всех стала мучить страшная жажда. Ориентироваться в кромешной темноте в пустыне очень непросто, а спешиваться никому не хотелось, так как песок кишел всякими ползучими гадами, большинство из которых страшно ядовиты. В общем натерпелись мы изрядно, а когда приехали, оказалось, что «отряд не заметил потери бойца». Все считали, что мы прибыли в парк сразу же вслед за основной колонной. Мое возмущение по этому поводу коллеги погасили большущей чашкой чая «Бодрость» и полновесной «штрафной» рюмкой. 

Оставалось провести испытания машины на легком топливе (бензине) и определить вероятность обратного пуска дизеля при скатывании машины задним ходом. Денек выдался как на заказ. Солнечно, тепло (в тени 52 градуса). В общем условия для испытаний просто идеальные. А вот на душе с самого утра как-то очень тревожно без видимых на то причин. Даже после нескольких - часов подготовки и тщательного осмотра БМД настроение не улучшилось, не покидало предчувствие беды. Да еще и представители КБ и завода, проходя мимо, шепотом, скороговоркой рекомендовали отказаться от этого этапа испытаний либо ехать на дизельном топливе. Но никто не объяснял почему. Заправили топливные баки бензином А-76. Я пустил двигатель, открыл все крышки, люки и лючки в районе моторно-трансмиссионного отделения и до полудня буквально обнюхивал каждое соединение в топливной системе. При этом понятно стало только одно — неплотности в соединениях найти невозможно. Половина из них просто недоступна для осмотра, а на остальных из-за высокой температуры и практически мгновенного испарения бензина визуально утечки не обнаружить. Так или иначе, но ехать надо. Я проинструктировал всех, кто отправлялся на этап, — механика-водителя, девятерых десантников, представителя Челябинского моторного завода и старшего лейтенанта из нашего института. Двигатель работал ровно, все температуры в норме. Механик увеличил скорость и перешел на вторую передачу. Прошли больше километра, переехали Каракумский канал и вышли на такыр. Я совсем успокоился и дал команду увеличить скорость до максимальной. 

Приблизительно на четвертом километре машина вдруг с оглушительным грохотом подпрыгнула (как подорвавшись на мине) и стала разваливаться. Длилось это лишь несколько секунд, но увидеть я успел все. Сначала через наши головы вперед улетели два огромных ящика с ЗИП (каждый из них с большим трудом могли поднять два крепких парня). Затем в противоположную сторону полетели кормовой и броневой листы. Элементы машины приземлялись приблизительно метрах в 50 от нее. Остатки БМД еще немного прокатились вперед и остановились. Стало очень тихо (пустыня). Когда я немного пришел в себя, то первым делом пересчитал и оглядел людей. Все вроде были целы, но не хватало одного десантника. За несколько минут до взрыва он спустился в боевое отделение и сел в кресло, расположенное на моторной перегородке. Заглянув в башню, я увидел, что эта перегородка вместе с креслом и, как мне показалось, солдатиком улетела вперед и «конструктивно объединилась» (слиплась) с автоматом заряжания пушки. Однако при ближайшем рассмотрении нового «узла» солдата там не оказалось, Когда люди спешились, я их построил и снова пересчитал — одного не хватает. Спрашиваю, видел его кто-нибудь? Оказывается, видели и указали, в каком направлении искать. Параллельно трассе нашего движения метрах в шестидесяти протекал арык, у которого я и нашел беднягу. Он умывался и одновременно очень жидко справлял большую нужду. Серьезное испытание выпало и на долю старлея. Когда после взрыва он пытался покинуть машину, его голова застряла в люке, удерживаемая очень тугим разъемом шнура радиостанции. Я подумал, что его хватит кандрашка, и, чтобы помочь, вынужден был отвесить ему хорошего леща по торчащему из люка заду. Остальные отделались легким испугом. 

Правда, после осмотра БМД (вернее того, что от нее осталось) испуг перешел в изумление. До сих пор не могу понять, как мы уцелели. Начиная от башни сзади у машины все было разворочено. Борта раздуты, днище прогнулось, крыша-бак (очень толстая и жесткая конструкция) сорвана и изогнута, как коромысло. Кормовой броневой лист улетел метров на пятьдесят, а около тридцати болтов его крепления остались с кусками брони на месте. Все броневые крышки, люки и лючки на крыше полностью или частично сорваны. В моторно-трансмиссионном отделении масляные и топливные баки стали похожими на смятую пачку из-под сигарет, огромная труба воздуховода превратилась в плоскую ленту... Мы перекурили, дождались возвращения нашего путешественника. Оказывается, за несколько секунд до взрыва он вылез в люк на башне, а затем его выбросило взрывной волной, как пробку из бутылки шампанского. После, прямо скажем, очень удачного приземления в шоковом состоянии он добежал до арыка. Если бы этой преграды не оказалось на пути, скорее всего он убежал бы дальше. Во всяком случае, как оказался у арыка, вспомнить бедняга не смог. 

Когда все окончательно пришли в себя и стали бурно обсуждать происшествие, я приказал связаться по радио (радиостанция и аккумуляторы, к счастью, уцелели) с двумя другими машинами и группой обеспечения. Не знаю, что им передал старлей, но через несколько минут на горизонте показалась бешено мчащаяся к нам «санитарка». Когда машина подъехала, из нее выскочил доктор с огромной медицинской сумкой. Видимо, он ожидал увидеть кучу трупов и был удивлен, что это не так. Впоследствии доктор еще много раз пытал меня, как нам удалось уцелеть. Единственное, что я мог ему ответить, — просто повезло. Еще через несколько минут возле нашей машины собрались все участники испытаний. А представителей завода и КБ прибыло аж две группы. Дело в том, что старая на следующий день убывала домой, а новая только приехала. Пикантности ситуации придавало то, что билеты на самолет «старики» уже приобрели, но технику еще не передали, — а тут такой конфуз. На этой почве они здорово полаялись. Гипотез о причинах аварии промышленники придумали множество — от влияния проходящей над трассой ЛЭП до банального курения в машине. Естественно, виновниками во всех случаях оказывались либо силы природы, либо мы, испытатели. Я же к этому времени стал понимать, что случилось на самом деле. Но, как ни странно, для того чтобы это понимание пришло, взрыв был действительно необходим. На этапе контроля термодинамических характеристик я по собственной инициативе установил в МТО машины пять термодатчиков и оформил поле зафиксированных температур протоколом. Когда я вспомнил об этом, мне стала ясна причина тревоги в день испытаний. Видимо, угрожающе высокие значения температуры отложились в мозгу на подсознательном уровне и неявно меня волновали. А причиной взрыва послужили высокая температура и отсутствие вентиляции в моторно-трансмиссионном отделении. Теперь свое объяснение нашли и серии мелких взрывов во время испытаний БМД в высокогорье. Только там низкие температуры и разреженность воздуха помешали мелким хлопкам развиться в полноценный взрыв вроде нашего. В дальнейшем расчеты показали, что в высокотемпературных условиях (вот где пригодились мои исследования поля температур) достаточно испарить 40 г бензина — и взрыв неизбежен. Именно в таком духе с приложением всех протоколов я и составил акт по происшествию.

На этот раз, возвращаясь в гостиницу, я имел веские основания порадовать нашего скучающего без работы Маэстро и объявить его выход. Не торопясь, он отправился в парк определять масштаб разрушений машины, вырабатывать рекомендации по ее восстановлению и хронометрировать этот процесс. Я порекомендовал ему одеть комбинезон, но он отмахнулся. Менее чем через час Маэстро вернулся сказать все, что он обо мне думает, и надеть комбинезон. Дело в том, что по условиям испытаний независимо от масштаба разрушений и ремонтных технологий время на восстановление БМД было ограничено одними сутками, — через день она должна была своим ходом дойти до аэродрома и погрузиться в самолет. Затем ей предстоял полет в Севастополь на морские испытания. И никаких альтернативных вариантов. Поэтому у нашего Маэстро получился большой сольный концерт без антрактов, с использованием варварских технологий и экзотических инструментов (например, с помощью торсионного вала танка рихтовали броню). 

Последним этапом испытаний по моему профилю было определение вероятности обратного пуска двигателя при скатывании БМД назад на передаче переднего хода. Для этого нужно скатить машину с горы при включенной передаче и разогнать ее до скорости 25 км/ч. Вроде бы пустяк. Но на самом деле все оказалось совсем не так просто. Машины к тому времени были уже изрядно потрепаны, а главное — у них сильно износились тормоза, и при резком торможении БМД уводило в сторону. При скатывании с горы, да еще задним ходом, это могло привести к весьма печальным последствиям. Тем более что и горку мне подобрали очень интересную. Уклон вместо требуемых двадцати градусов составил тридцать два, ширина спуска — немногим больше ширины колеи машины, а по сторонам две пропасти: одна — естественная, а другая — рукотворная (какой-то карьер). Съехать (контролируя одновременно показания тахометра) мне предстояло трижды. Учитывая сложность трассы, я взял самого опытного механика, заводского, мастера вождения с огромным стажем. Мы въехали к точке начала спуска и остановились осмотреться. Поскольку это был последний этап испытаний, то понаблюдать за тем, как он проходит, собрались практически все. Последним приехал доктор на санитарной машине. Он вышел в белом халате, а затем два санитара из машины вытащили носилки. Увидев все эти приготовления, механик предложил от скатывания отказаться. В общем-то крайней необходимости в нем не было — и так ясно, что при наличии гидропередачи в трансмиссии машины опасности обратного пуска двигателя нет. 

Но раз программой испытания предусмотрены — деваться некуда. И мы поехали... Катимся задом наперед, машина плохо управляется (при неработающем двигателе гидравлика тоже не работает). А в конце спуска, когда стали тормозить, БМД здорово развернуло, и мы едва не рухнули в пропасть. После этого механик сообщил мне, что больше не поедет, поскольку у него трое детей и он не хочет оставить их сиротами. Заменил его механик тоже заводской, но молодой и неженатый. Ситуация повторилась один в один, включая отказ механика, заявившего, что ему хочется еще пожить. Я подумал, что мне в общем-то хочется того же, и испытания прекратил. Потом были еще десантирование с самолета, морские испытания и изнурительные, прямо скажем, битвы с представителями КБ и завода на различного рода совещаниях. По многим позициям в своих отчетах я оценил машину отрицательно. Из-за этого промышленники прозвали меня «противотанковым майором», зато машину довели до приемлемых (хороших) кондиций. С вооруженцами я по их просьбе прошел весь этап испытаипА. Согласно методике необходимо было проехать с полным боекомплектом не менее 500 км и затем без предварительной подготовки весь его израсходовать. Естественно, моим коллегам хотелось, чтобы их сопровождал специалист по обеспечению подвижности. А мне это было важно для накопления предварительных данных о состоянии двигателя и трансмиссии. Мы лихо прокатили по пустыне около 100 км и на развалинах какой-то крепости полностью расстреляли 30-мм снаряды, боеприпасы автоматического гранатомета, патроны спаренного с пушкой и двух курсовых пулеметов. В завершение пустили один ПТУР. Все прошло без единой задержки, да и не могло быть иначе. Оружие ведь не новое, давно проверенное. Мы просто убедились, что оно надежно функционирует в условиях нового объекта. Одновременно мы убедились, что дувал остался непробитым. Конструкция из местного грунта, замешенного на воде, оказалась исключительно прочной. Не обо шлось, однако, без курьеза. Только в конце стрельбы мы заметили практически под снарядными трассами в 600 м от машины туркмена-пастуха. Все это время он невозмутимо сидел и спокойно слушал, как над его головой летели снаряды.

 


 

 

Hosted by uCoz